(интервью перед отъездом)
Эта встреча наметилась ещё несколько лет назад. Законтачили мы с Ильёй во время записи альбома «Треугольника» на студии у Жени Коренченко. Короткого общения явно не хватило, посему была договорённость, что как-нибудь надо пересечься и пообщаться подробней. Тем более что был обещан показ знатной коллекции жарковских гитар. Однако время шло, дела, заботы занятость постоянно срывали мой запланированный визит. И даже, когда на «АКУСТИКЕ» Илья сообщил о том, что, продаёт квартиру и уезжает в Питер, ускорения не произошло. В общем, всё в лучших традициях: встретились мы лишь за неделю до отъезда, когда большинство вещей уже было упаковано и готово к отправке, хозяин готовился к последнему тольяттинскому концерту, и семья уже практически сидела на чемоданах. Всё это вносило некую сюрреалистическую нотку в наш разговор. Происходивший (традиция!), разумеется, на кухне.
– Мне представляется, что человек, заканчивавший Свердловский архитектурный, в тот момент, когда это происходило у тебя, просто не мог не заиграть на гитаре?
– Я думаю, что тот, кто не умел играть на гитаре, даже не имел права туда поступать в тот момент! (Общий смех – А.)
– Вот даже как! То есть ты хочешь сказать мне – среда диктует?
– Конечно. Среда однозначно диктует! Тогда там каждый второй в обязательном порядке играл на гитаре. И каждая вторая тоже.
– То есть ты пришёл, уже умея какие-то вещи вытворять на гитаре?
– Я в ансамбле играл с восьмого класса. Более того, сначала был духовой оркестр. Начинал на альту, потом труба, потом корнет. Всё это происходило в Доме пионеров. А дальше ко мне пришли ребята и позвали играть на ионике. Дело в том, что десятиклассники ушли, остался инструмент, нужна была замена. И тут мы – в полной готовности.
– Классическая схема. Всё, как в песне у Чижа. У меня, кстати, практически то же самое было. Но, поскольку тебя звали на клавиши, это означает, что ты знал ноты.
– Да. Я на трубе по нотам играл. У нас маэстро был дирижёром военным, строил и учил нас. Всё было серьёзно. Хорошая школа.
– То есть, когда ты поступил…
– А я и не поступил. Ни с первого, ни со второго раза. И ушёл служить. На призывном пункте сознался, что умею играть на гитаре, и попал в батальон связи. Поскольку азбуку морзе стучат люди с музыкальным слухом.
– Возвращаясь к альма-матер – началу всех начал (в тот момент архитектурный был кузницей рок-н-ролльных кадров – А.), ты вернулся, и, придя туда, начал осматриваться по сторонам?
– Я вернулся, и снова не поступил. В третий раз! И только после рабфака попал туда, куда так хотел. Самое обидное, что до этого мне каждый раз не хватало по полбалла всего. Подводил аттестат, со средней оценкой 3,9. У меня тройка по химии была, за то, что на партах рисовал, тройка по астрономии… Стоит сказать, что до армии и после неё я работал художником-оформителем, в художественной мастерской. Хорошая школа. Я, например, научился писать шрифтовым пером. Это потом очень пригодилось в профессии.
– Чувствую, мы, наконец-то, добираемся до музыкальной жизни САИ (Свердловский Архитектурный Институт – А.).
– Правильно чувствуешь (улыбается – А.). У нас была группа «Саквояж», и мы играли кантри-музыку.
– То есть вот эта история на нынешней «АКУСТИКЕ» – со шляпами и кантри-наигрышами…
– (перебивая – А.) более того, старшие товарищи меня увидели ещё на рабфаке, подошли и предложили, после его окончания, вливаться. И я, сразу, конечно, согласился. Об электрогитарах я мечтал, но тогда это было нереально. Купить гитару было очень дорого. Акустические инструменты были доступней. Тем более что меня банджо очаровало ещё в детстве. Был какой-то клип, где тигр играл на банджо, а два чувака его держали. Не помнишь? Он пел: «Хэллоу, Долли». Замечательное видео получилось. Запомнил на всю жизнь.
– В институте тогда у вас групп было море.
– Безусловно. «Наутилус Помпилиус», в том числе. Они тогда назывались, как ты помнишь, «Али-баба и сорок разбойников». Они уже оканчивали пятый курс. Для нас были небожителями. Мы же скромные первокурсники, которых и шугануть можно было слегка. Кстати, своих коллег я поразил не тем, что чего-то мог играть на гитаре, а тем, что продемонстрировал банджо, сделанное из стройотрядовского бубна. К сожалению, оно не сохранилась.
– Оттуда произрастает тяга к изготовлению инструментов?
– Раньше. У меня уже в десятом классе былa самодельная электрогитара.
– В «Саквояже», получается, тебя приняли тепло.
– Да. Я ещё успел на летних каникулах съездить со стройотрядом в колхоз, и на заработанные деньги купил гэдэровское банджо «MUSIMA». Оно у меня есть до сих пор. Я его быстренько переделал в пятиструнное, поскольку именно на пяти струнах играется блюграсс. Четыре длинных, одна короткая. То есть пятая, такая же тонкая как первая, и получается такое очень характерное звучание (воспроизводит губами как это выглядит – А.). Баса, естественно, не было, это же акустическая история, зато скоро появился контрабас, вон там, (показывает в сторону зала – А.), упакованный стоит. Поэтому у нас были две скрипки, два банджо – основной банджист, и я на подхвате.
– Играл на банджо и пел бэки?
– Да. Хотя и тогда и сейчас, пою плохо.
– Я помню про твое выражение: «Кричать в тональность».
– Так и есть. Любопытно, что на басовой мандолине, предшественнице контрабаса играл, как ты думаешь, кто? Да, Саша Дементьев (будущий басист – «Треугольника – А.). Он потом женился на девушке, отправленной от ВАЗа учится в САИ, и вернувшейся обратно, в Тольятти. И, когда мы с Олей (супруга Ильи – А.) приехали сюда, то встретились с Сашей. Работавшем в управлении архитектуры города.
– У меня чего-то не складывается. С Дементьевым вы начали играть гораздо позже. Первое упоминание о тебе в городском музыкальном сообществе связано с «ВОВ`Сом». А ещё раньше доходили какие-то слухи, о группе, играющей в управлении дизайна.
– Называли мы себя «На троих», играли разовые концерты. 8 Марта, 23 февраля, ещё какие-то редкие праздники. По месту выглядело так: мой стол, мой кульман, плазма, железный шкаф, в котором два комба, самодельная басовая колонка, выбили каким-то образом деньги, купили ударную установку. Всё рядом, удобно, компактно. С инструментами вот только беда. Поэтому была сделана самодельная бас-гитара, самодельный «Телекастер» (он сейчас у сына Егора в Питере), а потом ещё один полуакустический «Телекастер», с декой из ёлки. А потом ещё и барабаны «Энгельс» (полную установку) купили за очень небольшие деньги. Играли в демонстрационном зале, где сами сделали сборно-разборную сцену. Оббитую ковром автомобильным. Звук был не очень, за счёт высоких потолков. Но, в целом, нам нравилось. В обед, быстренько перекусывали и бежали репетировать. И так продолжалось больше семи лет. Отличный способ выплеска энергии. Не более того.
– Почему же так долго не делал шаг в город? Вроде бы подобное напрашивалось?
– Ну, во-первых, я же никого не знал. А, во-вторых, времена были не очень. Маленькие дети, приходилось, как художнику брать много халтур. Чтобы как-то удержаться на плаву. Много занимался оформлением классов в школах, например.
– Другими словами, в тот период просто не хватало времени для серьёзных занятий музыкой?
– При этом гитара стояла на кухне, играть хотелось всегда. Я как-то прочитал (улыбается – А.), что Джон Леннон пять лет не брал в руки гитару, пока у него сын не подрос. Я себя этим как-то успокаивал.
-Так, в конечном итоге, как ты на Морозова-то вышел?
– Увидел объявление на столбе, что группа «ВОВ`С» ищет басиста. А я в школе и на танцах городских играл на бас-гитаре. Меня так и звали – Илюха-бас, басяк.
– Итак, ты пришёл к Вовке.
– И выяснилось, что басист у них уже появился, тоже Илья, только Закревский. Вот, дескать, если б я умел играть на гитаре… Пришлось принести свой самодельный «Телек» и взять ля минор (общий смех – А.). Вовка растрогался: «Купил!» В общем, так я был принят в группу. Репертуар мы сделали буквально за неделю. У Вовки никогда недостатка в песнях не было. Материала хватало.
– Я был в тот период на парочке ваших концертов, в частности, на летней площадке «Овации», но признаюсь честно, меня как-то твоё появление особо не зацепило. Пожалуй, интерес начал появляться тогда, когда вы в «Треугольнике» склеились.
– Ну, признаюсь, что мне не слишком нравилось то, что играл «BOB`C». Во-вторых, я человек неорганизованный и разучивать партии мне в лом. Даже на трубе, я быстренько выучивал партию, а потом уже играл без нот. И за получавшуюся отсебятину меня ругали. И тут я тоже играл, как играл, особо не заморачиваясь. Плюс, звук у нас всегда был не очень. В том числе и потому что все примочки, которые удавалось приобрести были «заточены» под метал. Понять это можно только вволю наигравшись, нажужжавшись. Вот говорят, что надо найти свой звук. Вроде банально, но свой звук надо найти! И, в конечном итоге, звук я свой нашёл.
– А из «ВОВ`C» ушёл, поиграв, в целом, не так и долго, года два с половиной, три.
– Для такого шага были причины. Вова, будучи младше меня, категорически настаивал на том, что группа будет играть только его песни. Моё предложение, чтобы играть 70% его материала, а 30% того, что принесу я, не принималось.
– То есть, у тебя уже были амбиции сочинителя?
– Скорее, аранжировщика.
–Правильно понимаю, ты предлагал делать кавера? Западные?
– Я был не против и отечественных. А двигало мной, в том числе, желание как-то обезопасить группу. Вдруг, говорил я Вове, ты голос потеряешь, не сможешь петь, и что тогда?! Так, собственно и произошло. Концерт в «Синей дыне». Я назвал друзей. Вова пришёл со смены, он ещё работал на заводе, уставший. Выпил маленькую, «карманную» бутылочку коньяка, и его срубило. Оживить мы его не смогли, как ни пытались. Мы, конечно, наковыряли блюзов и рок-н-роллов на час, но это всё равно был позор. Тем более, что рок-н-роллы надо ещё уметь играть с листа. Это далеко не все умеют. А через несколько недель практически в точности ситуация повторилась. На очередном концерте Вовка не мог выступать. Тогда я принял решение, что больше так не хочу.
– Ты ушёл из «ВОВ`C» и…?
– И тут навстречу идёт Андрей Митин, и спрашивает, не знаю ли я, где можно побарабанить? Я ему посоветовал «Берлогу», находившуюся буквально рядом, где за смешные деньги можно вволю наиграться. Надо заметить, что Андрей тоже учился в САИ, на два года старше меня. Не могу сказать, что испытывал к нему особые симпатии, поскольку нам его постоянно ставили в пример: «Не знаете, как сделать, выйдите в коридор, там планшеты висят с работами Андрея Митина, вот сделайте хотя бы так». Надо признать, что графиком Андрей уже тогда был замечательным. Тут скорее можно говорить о максимализме творческого человека, которому неприятно, когда его постоянно на что-то конкретное ориентируют. На барабанах Митин играл когда-то в школе, дальше не складывалось. Ну, а тут диаспора всё же общая, как и среда, в гости ходили иногда. Дементьев с Митиным общались гораздо плотнее, а Саша бывал на концертах «ВОВ`Cа», приходил послушать как звучит гитара, выпить рюмочку, повспоминать. И Андрею постоянно об этом рассказывал.
– Получается, именно ты стал катализатором создания «Треугольника»?
– Так и есть. В общем, Митин сходил в «Берлогу», набарабанился там от души, и через какое-то время вышел на связь. И предложил сделать группу. Он как-то прямо загорелся, готов был даже репетиции оплачивать, только бы мы побыстрее приступили. Начали так: Саша Дементьев и я – на гитарах, Митин на барабанах, а на бас я привёл Илью Закревского, с которым поиграл в «ВОВ`Cе». Поначалу, признаюсь, я ничего особо не хотел. Ну, пригласили старые знакомцы, согласился. Не более того. Илье, с которым мы сыграли пару раз, не понравилось, особой перспективы он не видел. К тому же, было ясно, что и деньгами тут не пахнет. Я о коммерческой составляющей никогда не думал, мне просто нравилось и нравится играть, производить музыку. Нет, конечно, приятно, когда тебе говорят, как классно ты сегодня оторвался! Но это актуально, даже если два человека в зале сидят.
– И вы начали играть втроём.
– Да. Тем более, что бас был для Дементьева инструментом знакомым. Я с завода притащил бас. К тому моменту там уже прикупили инструменты. Да и сама ситуация менялась: всё меньше требовались наши музыкальные услуги, приходилось больше работать. Нет, французы ещё на горизонте не замаячили, но стало не до музыки. Время диктовало свои условия, сачковать перестали. Мы с Олей, будучи дизайнерами, оба на тот момент освоили 3D моделирование, а это оказалось таким увлекательным делом!
– Давай к музыке вернёмся.
– Давай. На принесённом басу Саша поиграл недолго, отправился в «МузТорг» и приобрёл пятиструнный «Ibanez». В процессе репетиций мы стали постепенно сдвигаться в сторону блюза. Я тогда подсел на Стиви Рэй Вона. Я просто тащился от того, что он делает.
– Изначально именно блюзовой направленности и не было? А было просто много другой, разной музыки?
– Всегда была огромная, невозможная любовь к «Led Zeppelin». Хотя понимание того, что у них в основе именно блюз, пришло гораздо позднее. При этом мне и Блэкмор очень нравился, нельзя было его не оценить! Словом, к блюзу я пришёл очень постепенно, и вовсе не потому, что это модно. Просто для себя понял, что люблю блюз!
– Ты и из российского материала выбираешь именно блюзовых людей, того же Чижа.
– Ещё Майк Науменко. Я его узнал, когда на рабфаке учился. Случилось так: пришла информация, что к нам приехал Виктор Цой с каким-то чуваком, и они в актовом зале дают концерт в две гитары. Вторым человеком в дуэте был именно Майк. И это примерно 83-й год. А у меня уже была катушка с записями Майка. И тут он все вещи, буквально в двух шагах от меня играет живьём. Сказать, что мне понравилось, ничего не сказать! Это было очень круто! Более того, считаю, что Майк повлиял на мои музыкальные пристрастия, в том числе.
– Уверен, что ты не мог не понимать, что история в «Треугольнике» – история без развития. Это история про удовольствие, но никак не про продвижение.
– Да, конечно. Цели – ехать в Москву и там пробиваться куда-то, у нас не было, и быть не могло. Хотя, отдаю должное тому же Митину. Он, взяв в руки палочки после громадного перерыва, очень быстро насобачился. Накачал разных школ и очень здорово прибавил.
– С моей точки зрения, вы постепенно достигли очень приличного уровня, при этом отдавая себе отчёт в «потолке» проекта. Всегда важно, когда люди понимают зачем они пришли в музыку. Ничем неподкреплённые амбиции сгубили множество средней одарённости музыкантов. Не желавших мириться с ограниченностью своих возможностей. Вы – редкий пример, когда было ясно – зачем.
– Диски нужны для того, чтобы поставить на полку и потом рассказывать внукам, о том, как мы тут поигрывали (смеётся – А.). Для меня «Треугольник» никогда не был коммерческим проектом. Андрей, конечно, молодец: он сделал сайт, он накрутил всего, и люди со стороны заходят: «Ни фига себе, вот группа шарашит!»
– Опыт студийной работы у Коренченко – в копилку?
– Было очень интересно. Жаль, что мало времени: всего-то два дня, суббота и воскресенье. Да и то, на второй день не пришёл басист. Толком и не объяснил, почему. Так что, по сути, всё записали одним днём. Даже переписывать ничего не стали. Как есть, так и есть. В целом, в «Треугольнике» мне было достаточно комфортно. Жаль, что всё так случилось с Сашей (инсульт вывел Дементьева из игры – А.). У нас, после этой истории появилась басистка Маша Мефодьева, которую рассматриваю просто как подарок судьбы – настолько она здорово играет! Сыграли вместе, правда, всего пару концертов, но с таким удовольствием. А дальше она вышла замуж за профессионального басиста и уехала в Выборг.
– Про твой вокал мы уже говорили. Да и в целом, в чистом виде о вокале говорить в российском рок-н-ролле как-то нелепо. Самые известные наши группы берут чем-то иным, нежели выдающимися вокальными данными.
– Я где-то прочитал, что Стиви Рэй Вон, когда создал свой «Duble Trouble» (отсюда, кстати, и наш «Ruble Trouble»), искал вокалиста, но парни ему сказали: «Ты же умеешь петь. Вот и пой». А его возражения, типа, да я же плохо это делаю, были отвергнуты со словами: «Главное, на гитаре играй, как ты умеешь, а остальное, как получится».
– После выбывания Саши, а затем и отъезда Маши, предполагаю, ты понимал – проект заканчивается?
– Ты прав. Хотя был ещё хороший басист Саша Алейников, но, по-большому счёту, я отдавал себе отчёт, что дни «Треугольника» сочтены.
– И, вскоре, после официальной приостановки деятельности «Треугольника» ты создал «Ruble Trouble», которому был отмерен совсем уж маленький срок – всего полгода. Но ты успел на «АКУСТИКЕ», сыграть именно авторские вещи.
– Так это ведь какая-то ерунда была.
– Так про многое, звучащее со сцены можно сказать. Если серьёзно.
– Нет, я, конечно, умею жонглировать словами. Я же тебе присылал опус про Буратино. Далось легко, только происходит подобное редко. Просто, видимо, в этом не было особой необходимости.
– Ты, с учётом того, что в Питере тебе комфортно, и он принимает уральцев, какие-то музыкальные задачки собираешься перед собой ставить?
– Зимой, на Удельной, мне удалось поджемовать в магазинчике, торгующем винилом, с одним интересным человеком. У нас достаточно неплохо получилось. Не знаю, будем ли мы играть вместе, но, чувствую, что уже нашёл людей, которые думают так же как я.
– Если попробовать коротко подвести итог музыкальной жизни в Тольятти, ты бы, что сказал?
– Это было здорово! Я много чему научился, считаю, нашёл себя в музыке. Она – важная часть моей жизни.
Алексей «Алекс» Орлин